Басни и стихи Сергея Михалкова, часть 1
Публикации
Образование и воспитание
Сказки, притчи, истории, басни для детей, страшные сказки на ночь
Басни и стихи Сергея Михалкова, часть 1
Школа
То было много лет назад.
Я тоже в первый раз
С толпою сверстников-ребят
Явился в школьный класс.
Мне тоже задали урок
И вызвали к доске,
И я решал его как мог,
Держа мелок в руке.
Умчались школьные года,
И не догонишь их.
Но я встречаю иногда
Товарищей своих.
Один — моряк, другой — танкист,
А третий — инженер,
Четвертый — цирковой артист,
А пятый — землемер,
Шестой — полярный капитан,
Седьмой — искусствовед,
Восьмой — наш диктор, Левитан,
Девятый — я, поэт.
И мы, встречаясь, всякий раз
О школе говорим…
— Ты помнишь, как учили нас
И как не знал я, где Кавказ,
А ты не знал, где Крым?
Как я старался подсказать,
Чтоб выручить дружка,
Что пятью восемь — сорок пять
И что Эльбрус — река?
Мы стали взрослыми теперь,
Нам детства не вернуть.
Нам школа в жизнь открыла дверь
И указала путь.
Но, провожая в школьный класс
Теперь своих детей,
Мы вспоминаем каждый раз
О юности своей,
О нашей школе над рекой,
О классе в два окна.
На свете не было такой
Хорошей, как она!
***
Чудо
Сергей Михалков
Папа, мама, брат и я—
Это наша вся семья.
Брату только двадцать лет,
А посмотришь: дед как дед!
Папа — бритый — молодой,
А братишка с бородой.
Не простая бороденка,
А такая борода,
Что железная гребенка
Даже гнется иногда.
Папа волосы стрижет,
А братишка бережет—
На лице среди волос
Виден только острый нос.
Папа просит, мама просит:
— Федя, милый, постыдись!
Кто такие космы носит?
Ну, побрейся! Постригись!
Брат сопит, не отвечает
И, по правде говоря,
На глазах у нас дичает,
Превращаясь в дикаря.
Только вдруг случилось чудо:
Появилась в доме Люда…
Смотрим: Федя изменился,
Что-то с ним произошло,
Он подстригся и побрился
Волосатикам назло.
Чистит ногти, моет руки,
Каждый вечер гладит брюки—
Джинсы снял, надел костюм,
Вообще взялся за ум!
— Эй, старик,— спросил я брата,
В этом Люда виновата?—
Усмехнулся брат в ответ,
Не сказал ни «да», ни «нет».
Но теперь уж нам не трудно
Разгадать его секрет!
***
Чудесные таблетки
Сергей Михалков
Для больного человека
Нужен врач, нужна аптека.
Входишь — чисто и светло.
Всюду мрамор и стекло.
За стеклом стоят в порядке
Склянки, банки и горшки,
В них пилюльки и облатки,
Капли,
мази,
порошки-
От коклюша, от ангины,
От веснушек на лице,
Рыбий жир,
таблетки хины
И, конечно, витамины — Витамины:
«А»,
«В»,
«С»!
Есть душистое втиранье
От укусов комаров,
Есть микстура от чиханья:
Проглотил — и будь здоров!
Клейкий пластырь от мозолей
И настойки на траве
От ломоты и от болей
В животе и в голове.
Есть микстура от мигрени!
Но нельзя сказать врачу:
— Дайте средство мне от лени!
От «могу, но не хочу»!
Хорошо бы это средство
Поскорей изобрели,
Чтобы все лентяи с детства
Принимать его могли:
Те ребята, чьи отметки
Обнаруживают лень,-
По одной, по две таблетки
Три-четыре раза в день!
Появись лекарство это,
Я купил бы два пакета.
Нет, не два, а целых три!
Нужно, что ни говори!..
***
Чистописание
Сергей Михалков
Писать красиво не легко:
«Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко».
За буквой буква,
к слогу слог.
Ну хоть бы кто-нибудь помог!
Сначала «да», потом уж «ет».
Уже написано «дает»,
Уже написано «дает»,
Но тут перо бумагу рвет.
Опять испорчена тетрадь—
Страничку надо вырывать!
Страничка вырвана, и вот:
«Ко-ро-ва мо-ло-ко да-ет».
«Корова молоко дает»,
А нужно все наоборот:
«Дает корова молоко»!
Вздохнем сначала глубоко,
Вздохнем, строку перечеркнем
И дело заново начнем.
«Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко».
Перо цепляется за «ко»,
И клякса черная, как жук,
С конца пера сползает вдруг.
Одной секунды не прошло,
Как скрылись «ко», и «мо», и «ло»…
Еще одну страничку вон!
А за окном со всех сторон:
И стук мяча, и лай щенка,
И звон какого-то звонка,—
А я сижу, в тетрадь гляжу—
За буквой букву вывожу:
«Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко»…
Да! Стать ученым не легко!
***
Хрустальная ваза
Сергей Михалков
Три девочки — три школьницы
Купили эту вазу.
Искали,
Выбирали,
Нашли ее не сразу-
Овальную,
Хрустальную,
Чудесного стекла.
Из тех, что в магазине
Стояли на витрине,
Овальная,
Хрустальная-
Она одна была.
Сперва, от магазина,
Несла покупку Зина,
А до угла бульвара
Несла ее Тамара.
Вот у Тамары Женя
Берет ее из рук,
Неловкое движение-
И вдруг…
В глазах подруг
Туманом застилаются
И небо, и земля,
А солнце отражается
В осколках хрусталя.
Три девочки — три школьницы
Стоят на мостовой.
К трем девочкам — к трем школьницам
Подходит постовой:
— Скажите, что случилось?
— Разби… разби… разбилась!
Три школьницы рыдают
У Кировских ворот.
Подружек окружает
Взволнованный народ:
— Скажите, что случилось?
— Разби… разби… разбилась!
— Скажите, что случилось?
Что здесь произошло?
— Да, говорят, разбилось
Какое-то стекло!
— Нет! Не стекло, а ваза!-
Все три сказали сразу.-
Подарок мы купили!
Нас выбрал пятый класс.
Подарок мы купили,
Купили и… разбили!
И вот теперь ни вазы,
Ни денег нет у нас!
— Так вот какое дело!-
Толпа тут загудела.
— Не склеишь эти части!-
Сказал один шофер.
— Действительно, несчастье!-
Заметил старый мастер.
И, на осколки глядя,
Вздохнул огромный дядя-
Заслуженный боксер.
В том самом магазине,
Где вазы на витрине,
В громадном магазине
Людей полным-полно.
От летчика-майора
До знатного шахтера-
Кого там только нету!
А нужно всем одно.
Под звонким объявлением
«Стекло, хрусталь, фарфор»
Большое оживление-
Идет горячий спор:
— Пожалуйста, граненую!
— Не эту, а зеленую!
— Не лучше ли, товарищи,
Из красного стекла?
— Вот эту, что поближе,
Которая пониже!
— Что скажете, товарищи?
Не слишком ли мала?
Шоферу ваза нравится-
Зеленая красавица.
А летчику — прозрачная,
Как голубой простор.
— А я бы выбрал эту,
Красивей вазы нету!-
Сказал майору вежливо
Заслуженный боксер.
Три юных пятиклассницы
Сидят, переживая,
Что их везет трехтонная
Машина грузовая.
Дает проезд машине
Знакомый постовой,
Тамаре, Жене, Зине
Кивает головой.
А девочки в волнении,
Одна бледней другой:
В кабине, на сиденьи,-
Подарок дорогой!
— Нельзя ли чуть потише,
Товарищ дядя Гриша!-
Водителю подруги
В окошечко стучат.
Шофер в ответ смеется:
— У нас не разобьется!
У нас другой порядок-
Не как у вас, девчат!
Учительнице скромной
За труд ее огромный
К шестидесятилетию-
В большое торжество-
В просторном школьном зале
Три школьницы вручали
Подарок драгоценный.
Подарок?
От кого?
От штатских и военных-
Людей обыкновенных,
От всех в живых оставшихся
Участников войны,
От бывших одноклассников,
На встречи собиравшихся,
От мальчиков и девочек,
От всех детей страны!
***
Фома
Сергей Михалков
В одном переулке
Стояли дома.
В одном из домов
Жил упрямый Фома.
Ни дома, ни в школе,
Нигде, никому-
Не верил
Упрямый Фома
Ничему.
На улицах слякоть,
И дождик,
И град.
«Наденьте калоши»,-
Ему говорят.
«Неправда,-
Не верит Фома,-
Это ложь...»
И прямо по лужам
Идет без калош.
Мороз.
Надевают ребята коньки.
Прохожие подняли воротники.
Фоме говорят:
«Наступила зима».
В трусах
На прогулку выходит Фома.
Идет в зоопарке
С экскурсией он.
«Смотрите,- ему говорят,-
Это слон».
И снова не верит Фома:
«Это ложь.
Совсем этот слон
На слона не похож».
Однажды
Приснился упрямому сон,
Как будто шагает по Африке он.
С небес
Африканское солнце печет,
Река под названием Конго
Течет.
Подходит к реке
Пионерский отряд.
Ребята Фоме
У реки говорят:
«Купаться нельзя:
Аллигаторов тьма».
«Неправда»,-
Друзьям отвечает Фома.
Трусы и рубашка
Лежат на песке.
Упрямец плывет
По опасной реке.
Близка
Аллигатора хищная
Пасть.
«Спасайся, несчастный,
Ты можешь пропасть!»
Но слышен ребятам
Знакомый ответ:
«Прошу не учить,
Мне одиннадцать лет!»
Уже крокодил
У Фомы за спиной,
Уже крокодил
Поперхнулся Фомой;
Из пасти у зверя
Торчит голова.
До берега
Ветер доносит слова:
«Непра…
Я не ве...»
Аллигатор вздохнул
И, сытый,
В зеленую воду нырнул.
Трусы и рубашка
Лежат на песке.
Никто не плывет
По опасной реке.
Проснулся Фома,
Ничего не поймет,
Трусы и рубашку
Со стула берет.
Фома удивлен,
Фома возмущен:
«Неправда, товарищи,
Это не сон!»
Ребята,
Найдите такого Фому
И эти стихи
Прочитайте ему.
***
Финтифлюшкин
Сергей Михалков
У папы Финтифлюшкина,
У мамы Финтифлюшкиной,
У сына Финтифлюшкиных
(Ему девятый год!)-
Не драма, не комедия,
А личная трагедия:
Семейную фамилию
Малыш не признает.
Конечно, Финтифлюшкины
Совсем не то, что Пушкины…
Но все же Финтифлюшкины-
Рабочий русский род:
Он был прославлен предками
Кондитерами редкими,
Их плюшками, ватрушками
И чудо-финтифлюшками-
Что сами лезли в рот.
Но Феде Финтифлюшкину
Нет дела до того,
Поскольку друг за дружкою
Все дети Финтифлюшкою
Теперь зовут его.
Как жить с такой фамилией
И как ее терпеть?
Вот хорошо бы личную,
Совсем, совсем обычную,
Серьезную, приличную
Фамилию иметь!
Бывают же фамилии
Без разных глупых слов:
Ну, скажем, просто Сидоров!
А лучше — Иванов!
Но так уже положено,
Что там, где есть семья,
Там папина фамилия
И мамина фамилия — Семейная фамилия,
А стало быть, твоя!
А Феде Финтифлюшкину
Я свой совет даю:
Носи, малыш, с достоинством
Фамилию свою!
А если ты научишься
Работать и мечтать,
Великим Финтифлюшкиным
Ты в жизни можешь стать!
***
Фантазер
Сергей Михалков
Я был знаком
С одним быком,
Когда в деревне жил.
С людьми он дружбы не искал,
Детей к себе не подпускал.
А вот со мной дружил!
Да, да! Не знаю почему,
Я чем-то нравился ему:
Когда меня встречал,
Он на меня, как на врага,
Не выставлял свои рога,
А дружески мычал.
Бывало, выйдешь на лужок
И позовешь его: — Дружок!—
А он в ответ: — Иду-у-у!—
И сам действительно идет
И не спеша губами рвет
Ромашки на ходу.
За лето я к нему привык,
И это был мой личный бык!
Пять лет прошло с тех пор.
Не знаю я, что с ним теперь
И с кем он дружит, грозный зверь
По кличке Фантазер…
***
Тридцать шесть и пять!
Сергей Михалков
У меня опять:
Тридцать шесть и пять!
Озабоченно и хмуро
Я на градусник смотрю:
Где моя температура?
Почему я не горю?
Почему я не больной?
Я здоровый! Что со мной?
У меня опять:
Тридцать шесть и пять!
Живот потрогал — не болит!
Чихаю — не чихается!
И кашля нет! И общий вид
Такой, как полагается!
И завтра ровно к девяти
Придется в школу мне идти
И до обеда там сидеть-
Читать, писать и даже петь!
И у доски стоять, молчать,
Не зная, что мне отвечать…
У меня опять:
Тридцать шесть и пять!
Я быстро градусник беру
И меж ладоней долго тру,
Я на него дышу, дышу
И про себя прошу, прошу:
«Родная, миленькая ртуть!
Ну, поднимись еще чуть-чуть!
Ну, поднимись хоть не совсем — Остановись на `тридцать семь`»!
Прекрасно! Тридцать семь и два!
Уже кружится голова!
Пылают щеки (от стыда!)…
— Ты нездоров, мой мальчик?
— Да!..
Я опять лежу в постели-
Не велели мне вставать.
А у меня на самом деле-
Тридцать шесть и пять!
Школа
То было много лет назад.
Я тоже в первый раз
С толпою сверстников-ребят
Явился в школьный класс.
Мне тоже задали урок
И вызвали к доске,
И я решал его как мог,
Держа мелок в руке.
Умчались школьные года,
И не догонишь их.
Но я встречаю иногда
Товарищей своих.
Один — моряк, другой — танкист,
А третий — инженер,
Четвертый — цирковой артист,
А пятый — землемер,
Шестой — полярный капитан,
Седьмой — искусствовед,
Восьмой — наш диктор, Левитан,
Девятый — я, поэт.
И мы, встречаясь, всякий раз
О школе говорим…
— Ты помнишь, как учили нас
И как не знал я, где Кавказ,
А ты не знал, где Крым?
Как я старался подсказать,
Чтоб выручить дружка,
Что пятью восемь — сорок пять
И что Эльбрус — река?
Мы стали взрослыми теперь,
Нам детства не вернуть.
Нам школа в жизнь открыла дверь
И указала путь.
Но, провожая в школьный класс
Теперь своих детей,
Мы вспоминаем каждый раз
О юности своей,
О нашей школе над рекой,
О классе в два окна.
На свете не было такой
Хорошей, как она!
***
Чудо
Сергей Михалков
Папа, мама, брат и я—
Это наша вся семья.
Брату только двадцать лет,
А посмотришь: дед как дед!
Папа — бритый — молодой,
А братишка с бородой.
Не простая бороденка,
А такая борода,
Что железная гребенка
Даже гнется иногда.
Папа волосы стрижет,
А братишка бережет—
На лице среди волос
Виден только острый нос.
Папа просит, мама просит:
— Федя, милый, постыдись!
Кто такие космы носит?
Ну, побрейся! Постригись!
Брат сопит, не отвечает
И, по правде говоря,
На глазах у нас дичает,
Превращаясь в дикаря.
Только вдруг случилось чудо:
Появилась в доме Люда…
Смотрим: Федя изменился,
Что-то с ним произошло,
Он подстригся и побрился
Волосатикам назло.
Чистит ногти, моет руки,
Каждый вечер гладит брюки—
Джинсы снял, надел костюм,
Вообще взялся за ум!
— Эй, старик,— спросил я брата,
В этом Люда виновата?—
Усмехнулся брат в ответ,
Не сказал ни «да», ни «нет».
Но теперь уж нам не трудно
Разгадать его секрет!
***
Чудесные таблетки
Сергей Михалков
Для больного человека
Нужен врач, нужна аптека.
Входишь — чисто и светло.
Всюду мрамор и стекло.
За стеклом стоят в порядке
Склянки, банки и горшки,
В них пилюльки и облатки,
Капли,
мази,
порошки-
От коклюша, от ангины,
От веснушек на лице,
Рыбий жир,
таблетки хины
И, конечно, витамины — Витамины:
«А»,
«В»,
«С»!
Есть душистое втиранье
От укусов комаров,
Есть микстура от чиханья:
Проглотил — и будь здоров!
Клейкий пластырь от мозолей
И настойки на траве
От ломоты и от болей
В животе и в голове.
Есть микстура от мигрени!
Но нельзя сказать врачу:
— Дайте средство мне от лени!
От «могу, но не хочу»!
Хорошо бы это средство
Поскорей изобрели,
Чтобы все лентяи с детства
Принимать его могли:
Те ребята, чьи отметки
Обнаруживают лень,-
По одной, по две таблетки
Три-четыре раза в день!
Появись лекарство это,
Я купил бы два пакета.
Нет, не два, а целых три!
Нужно, что ни говори!..
***
Чистописание
Сергей Михалков
Писать красиво не легко:
«Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко».
За буквой буква,
к слогу слог.
Ну хоть бы кто-нибудь помог!
Сначала «да», потом уж «ет».
Уже написано «дает»,
Уже написано «дает»,
Но тут перо бумагу рвет.
Опять испорчена тетрадь—
Страничку надо вырывать!
Страничка вырвана, и вот:
«Ко-ро-ва мо-ло-ко да-ет».
«Корова молоко дает»,
А нужно все наоборот:
«Дает корова молоко»!
Вздохнем сначала глубоко,
Вздохнем, строку перечеркнем
И дело заново начнем.
«Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко».
Перо цепляется за «ко»,
И клякса черная, как жук,
С конца пера сползает вдруг.
Одной секунды не прошло,
Как скрылись «ко», и «мо», и «ло»…
Еще одну страничку вон!
А за окном со всех сторон:
И стук мяча, и лай щенка,
И звон какого-то звонка,—
А я сижу, в тетрадь гляжу—
За буквой букву вывожу:
«Да-ет ко-ро-ва мо-ло-ко»…
Да! Стать ученым не легко!
***
Хрустальная ваза
Сергей Михалков
Три девочки — три школьницы
Купили эту вазу.
Искали,
Выбирали,
Нашли ее не сразу-
Овальную,
Хрустальную,
Чудесного стекла.
Из тех, что в магазине
Стояли на витрине,
Овальная,
Хрустальная-
Она одна была.
Сперва, от магазина,
Несла покупку Зина,
А до угла бульвара
Несла ее Тамара.
Вот у Тамары Женя
Берет ее из рук,
Неловкое движение-
И вдруг…
В глазах подруг
Туманом застилаются
И небо, и земля,
А солнце отражается
В осколках хрусталя.
Три девочки — три школьницы
Стоят на мостовой.
К трем девочкам — к трем школьницам
Подходит постовой:
— Скажите, что случилось?
— Разби… разби… разбилась!
Три школьницы рыдают
У Кировских ворот.
Подружек окружает
Взволнованный народ:
— Скажите, что случилось?
— Разби… разби… разбилась!
— Скажите, что случилось?
Что здесь произошло?
— Да, говорят, разбилось
Какое-то стекло!
— Нет! Не стекло, а ваза!-
Все три сказали сразу.-
Подарок мы купили!
Нас выбрал пятый класс.
Подарок мы купили,
Купили и… разбили!
И вот теперь ни вазы,
Ни денег нет у нас!
— Так вот какое дело!-
Толпа тут загудела.
— Не склеишь эти части!-
Сказал один шофер.
— Действительно, несчастье!-
Заметил старый мастер.
И, на осколки глядя,
Вздохнул огромный дядя-
Заслуженный боксер.
В том самом магазине,
Где вазы на витрине,
В громадном магазине
Людей полным-полно.
От летчика-майора
До знатного шахтера-
Кого там только нету!
А нужно всем одно.
Под звонким объявлением
«Стекло, хрусталь, фарфор»
Большое оживление-
Идет горячий спор:
— Пожалуйста, граненую!
— Не эту, а зеленую!
— Не лучше ли, товарищи,
Из красного стекла?
— Вот эту, что поближе,
Которая пониже!
— Что скажете, товарищи?
Не слишком ли мала?
Шоферу ваза нравится-
Зеленая красавица.
А летчику — прозрачная,
Как голубой простор.
— А я бы выбрал эту,
Красивей вазы нету!-
Сказал майору вежливо
Заслуженный боксер.
Три юных пятиклассницы
Сидят, переживая,
Что их везет трехтонная
Машина грузовая.
Дает проезд машине
Знакомый постовой,
Тамаре, Жене, Зине
Кивает головой.
А девочки в волнении,
Одна бледней другой:
В кабине, на сиденьи,-
Подарок дорогой!
— Нельзя ли чуть потише,
Товарищ дядя Гриша!-
Водителю подруги
В окошечко стучат.
Шофер в ответ смеется:
— У нас не разобьется!
У нас другой порядок-
Не как у вас, девчат!
Учительнице скромной
За труд ее огромный
К шестидесятилетию-
В большое торжество-
В просторном школьном зале
Три школьницы вручали
Подарок драгоценный.
Подарок?
От кого?
От штатских и военных-
Людей обыкновенных,
От всех в живых оставшихся
Участников войны,
От бывших одноклассников,
На встречи собиравшихся,
От мальчиков и девочек,
От всех детей страны!
***
Фома
Сергей Михалков
В одном переулке
Стояли дома.
В одном из домов
Жил упрямый Фома.
Ни дома, ни в школе,
Нигде, никому-
Не верил
Упрямый Фома
Ничему.
На улицах слякоть,
И дождик,
И град.
«Наденьте калоши»,-
Ему говорят.
«Неправда,-
Не верит Фома,-
Это ложь...»
И прямо по лужам
Идет без калош.
Мороз.
Надевают ребята коньки.
Прохожие подняли воротники.
Фоме говорят:
«Наступила зима».
В трусах
На прогулку выходит Фома.
Идет в зоопарке
С экскурсией он.
«Смотрите,- ему говорят,-
Это слон».
И снова не верит Фома:
«Это ложь.
Совсем этот слон
На слона не похож».
Однажды
Приснился упрямому сон,
Как будто шагает по Африке он.
С небес
Африканское солнце печет,
Река под названием Конго
Течет.
Подходит к реке
Пионерский отряд.
Ребята Фоме
У реки говорят:
«Купаться нельзя:
Аллигаторов тьма».
«Неправда»,-
Друзьям отвечает Фома.
Трусы и рубашка
Лежат на песке.
Упрямец плывет
По опасной реке.
Близка
Аллигатора хищная
Пасть.
«Спасайся, несчастный,
Ты можешь пропасть!»
Но слышен ребятам
Знакомый ответ:
«Прошу не учить,
Мне одиннадцать лет!»
Уже крокодил
У Фомы за спиной,
Уже крокодил
Поперхнулся Фомой;
Из пасти у зверя
Торчит голова.
До берега
Ветер доносит слова:
«Непра…
Я не ве...»
Аллигатор вздохнул
И, сытый,
В зеленую воду нырнул.
Трусы и рубашка
Лежат на песке.
Никто не плывет
По опасной реке.
Проснулся Фома,
Ничего не поймет,
Трусы и рубашку
Со стула берет.
Фома удивлен,
Фома возмущен:
«Неправда, товарищи,
Это не сон!»
Ребята,
Найдите такого Фому
И эти стихи
Прочитайте ему.
***
Финтифлюшкин
Сергей Михалков
У папы Финтифлюшкина,
У мамы Финтифлюшкиной,
У сына Финтифлюшкиных
(Ему девятый год!)-
Не драма, не комедия,
А личная трагедия:
Семейную фамилию
Малыш не признает.
Конечно, Финтифлюшкины
Совсем не то, что Пушкины…
Но все же Финтифлюшкины-
Рабочий русский род:
Он был прославлен предками
Кондитерами редкими,
Их плюшками, ватрушками
И чудо-финтифлюшками-
Что сами лезли в рот.
Но Феде Финтифлюшкину
Нет дела до того,
Поскольку друг за дружкою
Все дети Финтифлюшкою
Теперь зовут его.
Как жить с такой фамилией
И как ее терпеть?
Вот хорошо бы личную,
Совсем, совсем обычную,
Серьезную, приличную
Фамилию иметь!
Бывают же фамилии
Без разных глупых слов:
Ну, скажем, просто Сидоров!
А лучше — Иванов!
Но так уже положено,
Что там, где есть семья,
Там папина фамилия
И мамина фамилия — Семейная фамилия,
А стало быть, твоя!
А Феде Финтифлюшкину
Я свой совет даю:
Носи, малыш, с достоинством
Фамилию свою!
А если ты научишься
Работать и мечтать,
Великим Финтифлюшкиным
Ты в жизни можешь стать!
***
Фантазер
Сергей Михалков
Я был знаком
С одним быком,
Когда в деревне жил.
С людьми он дружбы не искал,
Детей к себе не подпускал.
А вот со мной дружил!
Да, да! Не знаю почему,
Я чем-то нравился ему:
Когда меня встречал,
Он на меня, как на врага,
Не выставлял свои рога,
А дружески мычал.
Бывало, выйдешь на лужок
И позовешь его: — Дружок!—
А он в ответ: — Иду-у-у!—
И сам действительно идет
И не спеша губами рвет
Ромашки на ходу.
За лето я к нему привык,
И это был мой личный бык!
Пять лет прошло с тех пор.
Не знаю я, что с ним теперь
И с кем он дружит, грозный зверь
По кличке Фантазер…
***
Тридцать шесть и пять!
Сергей Михалков
У меня опять:
Тридцать шесть и пять!
Озабоченно и хмуро
Я на градусник смотрю:
Где моя температура?
Почему я не горю?
Почему я не больной?
Я здоровый! Что со мной?
У меня опять:
Тридцать шесть и пять!
Живот потрогал — не болит!
Чихаю — не чихается!
И кашля нет! И общий вид
Такой, как полагается!
И завтра ровно к девяти
Придется в школу мне идти
И до обеда там сидеть-
Читать, писать и даже петь!
И у доски стоять, молчать,
Не зная, что мне отвечать…
У меня опять:
Тридцать шесть и пять!
Я быстро градусник беру
И меж ладоней долго тру,
Я на него дышу, дышу
И про себя прошу, прошу:
«Родная, миленькая ртуть!
Ну, поднимись еще чуть-чуть!
Ну, поднимись хоть не совсем — Остановись на `тридцать семь`»!
Прекрасно! Тридцать семь и два!
Уже кружится голова!
Пылают щеки (от стыда!)…
— Ты нездоров, мой мальчик?
— Да!..
Я опять лежу в постели-
Не велели мне вставать.
А у меня на самом деле-
Тридцать шесть и пять!
Обсуждение (21)
Сергей Михалков
Жили три друга-товарища
В маленьком городе Эн.
Были три друга-товарища
Взяты фашистами в плен.
Стали допрашивать первого.
Долго пытали его-
Умер товарищ замученный
И не сказал ничего.
Стали второго допрашивать,
Пыток не вынес второй-
Умер, ни слова не вымолвив,
Как настоящий герой.
Третий товарищ не вытерпел,
Третий — язык развязал:
«Не о чем нам разговаривать!»-
Он перед смертью сказал.
Их закопали за городом,
Возле разрушенных стен.
Вот как погибли товарищи
В маленьком городе Эн.
Сергей Михалков
На пустой лесной тропинке
Толстый Жук лежал на спинке,
Кверху ножки он держал
И беспомощно жужжал.
Рядом, выйдя на тропинку,
Муравей тащил былинку.
Он взглянул издалека
На жужжащего Жука.
Мимо Бабочка летела—
На Жука не поглядела.
Дождевой большой Червяк
Не помог Жуку никак.
Не хотела Гусеница
По пути остановиться.
Все спешили кто куда,
Нет им дела — с кем беда!
Только вдруг,
Над тропинкой сделав круг,
Приземлился майский Жук.
Он помог жуку-собрату,
Как простой солдат солдату.
Толстый Жук на ножки встал,
Звать на помощь перестал,
Отряхнулся, развернулся
И опять перевернулся.
Он лежит и встать не может.
Кто теперь ему поможет?
Сергей Михалков
Январь врывался в поезда,
Дверные коченели скобы.
Высокой полночи звезда
Сквозь тучи падала в сугробы.
И ветер, в ельниках гудя,
Сводил над городами тучи
И, чердаками проходя,
Сушил ряды простынь трескучих.
Он птицам скашивал полет,
Подолгу бился под мостами
И уходил.
Был темный лед
До блеска выметен местами.
И только по утрам густым
Ложился снег, устав кружиться.
Мороз.
И вертикальный дым
Стоит над крышами столицы.
И день идет со всех сторон,
И от заставы до заставы
Просвечивают солнцем травы
Морозом схваченных окон.
Сергей Михалков
День был весенний,
Солнечный,
Ясный.
Мчались машины
По площади Красной.
Мчались машины,
Где надо — гудели,
В каждой из них
Пассажиры сидели:
В ЗИЛе-110, в машине зеленой,
Рядом с водителем—
Старый ученый.
В «Чайке»—
Седой генерал-лейтенант,
Рядом с шофером его адъютант
В бежевой «Волге»—
Шахтер из Донбасса,
Знатный забойщик высокого класса.
В серой «Победе»—
Известный скрипач,
И в «Москвиче» — врач.
Шины машин
По брусчатке шуршат.
Время не ждет.
Пассажиры спешат:
Кто в академию на заседание,
Кто на футбольное состязание,
Кто посмотреть из машины столицу,
Кто на концерт,
Кто на службу в больницу.
Вдруг впереди
Тормоза завизжали—
Это шоферы педали нажали:
Черные,
Белые,
Желтые,
Синие
Остановились машины у линии.
Остановились.
Стоят.
Не гудят.
А из машин пассажиры глядят.
Ждут пассажиры,
Водители ждут —
Мимо машин ребятишки идут!
По пешеходной
Свободной
Дорожке
Топают,
Топают,
Топают ножки —
Маленьким гражданам
Детского сада
Здесь перейти
Эту улицу надо.
Дети проходят,
А взрослые — ждут,
Ждут уже пять с половиной минут!
Ждут. Не шумят.
Никого не ругают—
Это же наши ребята шагают!
Наши защитники дела Советов!
Наши рабочие!
Наши поэты!
Учителя,
Агрономы,
Артисты!
Воины!
Ленинцы!!!
Коммунисты!!!
Каждому ясно:
Ну как же не ждать.
Будущей смене дорогу не дать!
Дети прошли.
Постовой обернулся:
— Добрая смена!—
И сам улыбнулся.
— Смена!—
Кивнул постовому шофер.
— Смена!—
Промолвил с улыбкой шахтер.
— Слава народа!—
Ученый сказал.
«Сила!»—
Подумал седой генерал.
Сергей Михалков
Слон-живописец написал пейзаж,
Но раньше, чем послать его на вернисаж,
Он пригласил друзей взглянуть на полотно:
Что, если вдруг не удалось оно?
Вниманием гостей художник наш польщен!
Какую критику сейчас услышит он?
Не будет ли жесток звериный суд?
Низвергнут? Или вознесут?
Ценители пришли. Картину Слон открыл,
Кто дальше встал, кто подошел поближе.
«Ну, что же,- начал Крокодил,-
Пейзаж хорош! Но Нила я не вижу...»
«Что Нила нет, в том нет большой беды!-
Сказал Тюлень.- Но где снега? Где льды?»
«Позвольте!- удивился Крот.-
Есть кое-что важней, чем лед!
Забыл художник огород».
«Хрю-хрю,- заметила Свинья,-
Картина удалась, друзья!
Но с точки зренья нас, Свиней,
Должны быть желуди на ней».
Все пожеланья принял Слон.
Опять за краски взялся он
И всем друзьям по мере сил
Слоновьей кистью угодил,
Изобразив снега, и лед,
И Нил, и дуб, и огород,
И даже мед!
(На случай, если вдруг Медведь
Придет картину посмотреть...)
Картина у Слона готова,
Друзей созвал художник снова.
Взглянули гости на пейзаж
И прошептали: «Ералаш!»
Мой друг! не будь таким слоном:
Советам следуй, но с умом!
На всех друзей не угодишь,
Себе же только навредишь.
Сергей Михалков
Живет на свете Саша.
Во рту у Саши каша–
Не рисовая каша,
Не гречневая каша,
Не манка,
Не овсянка
На сладком молоке.
С утра во рту у Саши
Слова простые наши–
Слова простые наши
На русском языке.
Но то, что можно внятно
Сказать для всех понятно,
Красиво,
Чисто,
Ясно,-
Как люди говорят,-
Наш Саша так корежит,
Что сам понять не может:
Произнесет словечко–
И сам тому не рад!
Он скажет:
«До свидания!»
А слышится:
«До здания!»
Он спросит:
«Где галоши?»
А слышно:
«Это лошадь?»
Когда он вслух читает,
Поймешь едва-едва:
И буквы он глотает,
И целые слова.
Он так спешит с налета
Прочесть,
спросить,
сказать,
Как будто тонет кто-то,
А он бежит спасать…
Он может, но не хочет
За речью последить.
Нам нужен переводчик
Его переводить.
Сергей Михалков
Я карандаш с бумагой взял,
Нарисовал дорогу,
На ней быка нарисовал,
А рядом с ним корову.
Направо дождь, налево сад,
В саду пятнадцать точек,
Как будто яблоки висят
И дождик их не мочит.
Я сделал розовым быка,
Оранжевой — дорогу,
Потом над ними облака
Подрисовал немного.
И эти тучи я потом
Проткнут стрелой. Так надо,
Чтоб на рисунке вышел гром
И молния над садом.
Я черным точки зачеркнул,
И означало это,
Как будто ветер вдруг подул
И яблок больше нету.
Еще я дождик удлинил-
Он сразу в сад ворвался,
Но не хватило мне чернил,
А карандаш сломался.
И я поставил стул на стол,
Залез как можно выше
И там рисунок приколол,
Хотя он плохо вышел.
Сергей Михалков
Как нитка-паутиночка,
Среди других дорог
Бежит, бежит тропиночка,
И путь ее далек.
Бежит, не обрывается,
В густой траве теряется,
Где в гору поднимается,
Где под гору спускается
И путника усталого-
И старого и малого-
Ведет себе, ведет…
В жару такой тропинкою
Идешь, идешь, идешь,
Уморишься, намаешься-
Присядешь, отдохнешь;
Зеленую былиночку
В раздумье пожуешь
И снова на тропиночку
Встаешь.
Тропинка продолжается-
Опять в траве теряется,
Опять в овраг спускается,
Бежит через мосток,
И в поле выбирается,
И в поле вдруг кончается-
В родной большак вливается,
Как в реку ручеек.
Асфальтовое, новое,
Через леса сосновые,
Через луга медовые,
Через поля пшеничные,
Полянки земляничные,-
Во всей своей красе,-
Дождем умыто, росами,
Укатано колесами,
Раскинулось шоссе!
Идет оно от города,
Ведет оно до города,
От города до города.
Иди себе, иди,
По сторонам поглядывай,
Названья сел угадывай,
Что будут впереди.
Устанешь — место выберешь,
Присядешь отдохнуть,
Глядишь — дорогой дальнею
И катит кто-нибудь.
Привстанешь, чтоб увидели,
Попросишь подвезти.
Эх, только б не обидели
И взяли по пути!..
И старыми и новыми
Колесами, подковами
И тысячами ног
Укатанных, исхоженных,
По всей стране проложенных
Немало их, дорог-
Тропинок и дорог!
Веселые, печальные,
То ближние, то дальние,
И легкие, и торные-
Извилистые горные,
Прямые пешеходные,
Воздушные и водные,
Железные пути…
Лети!..
Плыви!..
Кати!..
Сергей Михалков
В новом лифте ехал Саша
На тринадцатый этаж.
Вместе с ним на том же лифте
Ехал синий Карандаш.
Поднимается кабина
На тринадцатый этаж,
А на стенке той кабины
Что-то пишет Карандаш.
Пообедал дома Саша,
Вызвал лифт — спускаться вниз,
Лифт в пути остановился
И над шахтою повис.
Мальчик Саша в новом лифте
Оказался взаперти-
Лифт стоит, и он не хочет
Дальше мальчика везти.
Нажимал на кнопки Саша,
«Помогите-е!»- голосил,
Проходящих мимо лифта
Вызвать мастера просил.
Наконец лифтер явился
(Он обедать уходил),
Из кабины, как из плена,
Сашу он освободил.
Но теперь, как только Саша
В лифт пытается войти,
Тот ни вверх, ни вниз не хочет
Одного его везти.
К сожаленью, есть немало
Всяких Шуриков и Саш,
У которых не по делу
Пишет синий Карандаш!
Сергей Михалков
Простой бумаги свежий лист!
Ты бел как мел. Не смят и чист.
Твоей поверхности пока
Ничья не тронула рука.
Чем станешь ты? Когда, какой
Исписан будешь ты рукой?
Кому и что ты принесешь:
Любовь? Разлуку? Правду? Ложь?
Прощеньем ляжешь ты на стол?
Иль обратишься в протокол?
Или сомнет тебя поэт,
Бесплодно встретивший рассвет?
Нет, ждет тебя удел иной!
Однажды карандаш цветной
Пройдется по всему листу,
Его заполнив пустоту.
И синим будет небосвод,
И красным будет пароход,
И черным будет в небе дым,
И солнце будет золотым!
Сергей Михалков
Лиса приметила Бобра:
И в шубе у него довольно серебра,
И он один из тех Бобров,
Что из семейства мастеров,
Ну, словом, с некоторых пор
Лисе понравился Бобер!
Лиса ночей не спит: «Уж я ли не хитра?
Уж я ли не ловка к тому же?
Чем я своих подружек хуже?
Мне тоже при себе пора
Иметь Бобра!»
Вот Лисонька моя, охотясь за Бобром,
Знай вертит перед ним хвостом,
Знай шепчет нежные слова
О том, о сем…
Седая у Бобра вскружилась голова,
И, потеряв покой и сон,
Свою Бобриху бросил он,
Решив, что для него, Бобра,
Глупа Бобриха и стара…
Спускаясь как-то к водопою,
Окликнул друга старый Еж:
«Привет, Бобер! Ну, как живешь
Ты с этой… как ее… с Лисою?»
«Эх, друг!- Бобер ему в ответ.-
Житья-то у меня и нет!
Лишь утки на уме у ней да куры:
То ужин — там, то здесь — обед!
Из рыжей стала черно-бурой!
Ей все гулять бы да рядиться,
Я — в дом, она, плутовка,- в дверь.
Скажу тебе, как зверю зверь:
Поверь,
Сейчас мне впору хоть топиться!..
Уж я подумывал, признаться,
Назад к себе — домой податься!
Жена простит меня, Бобра,-
Я знаю, как она добра...»
«Беги домой,- заметил Еж,-
Не то, дружище, пропадешь!..»
Вот прибежал Бобер домой:
«Бобриха, двери мне открой!»
А та в ответ: «Не отопру!
Иди к своей Лисе в нору!»
Что делать? Он к Лисе во двор!
Пришел. А там — другой Бобер!
Смысл басни сей полезен и здоров
Не так для рыжих Лис, как для седых Бобров!
Сергей Михалков
Тяжелые росли сады
И в зной вынашивали сливы,
Когда ворвался в полдень ливень,
Со всей стремительностью молний,
В паденье грома и воды.
Беря начало у горы,
Он шел, перекосив пространства,
Рос и свое непостоянство,
Перечеркнув стволы деревьям,
Нес над плетнями во дворы.
Он шел, касаясь тополей,
На земли предъявляя право,
И перед ним ложились травы,
И люди отворяли окна.
И люди говорили: «Ливень-
Необходимый для полей!»
Он шел, качаясь,
Перед ним
Бежали пыльные дороги,
Вставали ведра на пороге,
Хозяйка выносила фикус,
В пыли казавшийся седым.
Рожденный под косым углом,
Он шел как будто в наступленье
На мир,
На каждое селенье,
И каждое его движенье
Сопровождал весомый гром.
Давила плотность облаков,
Дымились теплые болота,
Полями проходила рота,
И за спиной красноармейцев
Вода стекала со штыков.
Он шел на пастбища, и тут
Он вдруг иссяк, и стало слышно,
Как с тополей сперва на крыши
Созревшие слетают капли,
Просвечивая на лету.
И ливня не вернуть назад,
И снова на заборах птицы,
И только в небе над станицей
На фюзеляже самолета
Еще не высохла гроза.
Сергей Михалков
Проснулся Лев и в гневе стал метаться,
Нарушил тишину свирепый, грозный рык-
Какой-то зверь решил над Львом поиздеваться:
На Львиный хвост он прицепил ярлык.
Написано: «Осел», есть номер с дробью, дата,
И круглая печать, и рядом подпись чья-то…
Лев вышел из себя: как быть? С чего начать?
Сорвать ярлык с хвоста?! А номер?! А печать?!
Еще придется отвечать!
Решив от ярлыка избавиться законно,
На сборище зверей сердитый Лев пришел.
«Я Лев или не Лев?» — спросил он раздраженно.
«Фактически вы Лев! — Шакал сказал резонно.-
Но юридически, мы видим, вы Осел!»
«Какой же я Осел, когда не ем я сена?!
Я Лев или не Лев? Спросите Кенгуру!»
«Да! — Кенгуру в ответ.- В вас внешне, несомненно,
Есть что-то львиное, а что — не разберу!..»
«Осел! Что ж ты молчишь?! — Лев прорычал в смятенье.
Похож ли я на тех, кто спать уходит в хлев?!»
Осел задумался и высказал сужденье:
«Еще ты не Осел, но ты уже не Лев!..»
Напрасно Лев просил и унижался,
От Волка требовал. Шакалу объяснял…
Он без сочувствия, конечно, не остался,
Но ярлыка никто с него не снял.
Лев потерял свой вид, стал чахнуть понемногу,
То этим, то другим стал уступать дорогу,
И как-то на заре из логовища Льва
Вдруг донеслось протяжное: «И-аа!»
Мораль у басни такова:
Иной ярлык сильнее Льва!
Сергей Михалков
Вы послушайте, ребята,
Я хочу вам рассказать;
Родились у нас котята-
Их по счету ровно пять.
Мы решали, мы гадали:
Как же нам котят назвать?
Наконец мы их назвали:
Раз, Два, Три, Четыре, Пять.
Раз — котенок самый белый,
Два — котенок самый смелый,
Три — котенок самый умный,
А Четыре — самый шумный.
Пять — похож на Три и Два-
Тот же хвост и голова,
То же пятнышко на спинке,
Так же спит весь день в корзинке.
Хороши у нас котята-
Раз, Два, Три, Четыре, Пять!
Заходите к нам, ребята,
Посмотреть и посчитать.
Сергей Михалков
Я приехал на Кавказ,
Сел на лошадь в первый раз.
Люди вышли на крылечко,
Люди смотрят из окна-
Я схватился за уздечку,
Ноги сунул в стремена.
— Отойдите от коня
И не бойтесь за меня!
Мне навстречу гонят стадо.
Овцы блеют,
Бык мычит.
— Уступать дорогу надо!-
Пастушонок мне кричит.
Уши врозь, дугою ноги,
Лошадь стала на дороге.
Я тяну ее направо-
Лошадь пятится в канаву.
Я галопом не хочу,
Но приходится-
Скачу.
А она раскована,
На ней скакать рискованно.
Доскакали до ворот,
Встали задом наперед.
— Он же ездить не умеет!-
Удивляется народ.-
Лошадь сбросит седока,
Хвастуна и чудака.
— Отойдите от коня
И не бойтесь за меня!
По дороге в тучах пыли
Мне навстречу две арбы.
Лошадь в пене,
Лошадь в мыле,
Лошадь встала на дыбы.
Мне с арбы кричат: — Чудак,
Ты слетишь в канаву так!
Я в канаву не хочу,
Но приходится — Лечу.
Не схватился я за гриву,
А схватился за крапиву.
— Отойдите от меня,
Я не сяду больше на эту лошадь!
Сергей Михалков
У меня печальный вид-
Голова моя болит,
Я чихаю, я охрип.
Что такое?
Это — грипп.
Не румяный гриб
в лесу,
А поганый грипп
в носу!
В пять минут меня раздели,
Стали все вокруг жалеть.
Я лежу в своей постели-
Мне положено болеть.
Поднялась температура,
Я лежу и не ропщу-
Пью соленую микстуру,
Кислой горло полощу.
Ставят мне на грудь горчичник,
Говорят: «Терпи, отличник!»
После банок на боках
Кожа в синих пятаках.
Кот Антошка прыг с окошка
На кровать одним прыжком.
— Хочешь, я тебе, Антошка,
Нос засыплю порошком?
Кот Антошка выгнул спину
И мурлычет мне в ответ:
«Прибегать к пенициллину?
Мне? Коту? С таких-то лет?!»
Я коту не возражаю-
Бесполезно возражать,
Я лежу, соображаю,
Сколько мне еще лежать?
День лежу, второй лежу,
Третий — в школу не хожу.
И друзей не подпускают,-
Говорят, что заражу!..
Эх, подняться бы сейчас
И войти в четвертый класс:
«Зоя Павловна, ответьте,
Что тут нового у вас?
Зоя Павловна, ответьте!..»
Зоя Павловна молчит…
Я на Марс лечу в ракете…
На меня медведь рычит…
— Как дела, неугомонный?
Как здоровье? Спишь, больной?
Это — лечащий, районный
Врач склонился надо мной.
Сергей Михалков
Крест-накрест белые полоски
На окнах съежившихся хат.
Родные тонкие березки
Тревожно смотрят на закат.
И пес на теплом пепелище,
До глаз испачканный в золе.
Он целый день кого-то ищет
И не находит на селе.
Накинув драный зипунишко,
По огородам, без дорог,
Спешит, торопится парнишка
По солнцу, прямо на восток.
Никто в далекую дорогу
Его теплее не одел,
Никто не обнял у порога
И вслед ему не поглядел,
В нетопленой, разбитой бане,
Ночь скоротавши, как зверек,
Как долго он своим дыханьем
Озябших рук согреть не мог!
Но по щеке его ни разу
Не проложила путь слеза,
Должно быть, слишком много сразу
Увидели его глаза.
Все видевший, на все готовый,
По грудь проваливаясь в снег,
Бежал к своим русоголовый
Десятилетний человек.
Он знал, что где-то недалече,
Быть может, вон за той горой,
Его, как друга, в темный вечер
Окликнет русский часовой.
И он, прижавшийся к шинели,
Родные слыша голоса,
Расскажет все, на что глядели
Его недетские глаза.
Сергей Михалков
Мы сидим и смотрим в окна.
Тучи по небу летят.
На дворе собаки мокнут,
Даже лаять не хотят.
Где же солнце?
Что случилось?
Целый день течет вода.
На дворе такая сырость,
Что не выйдешь никуда.
Если взять все эти лужи
И соединить в одну,
А потом у этой лужи
Сесть,
Измерить глубину,
То окажется, что лужа
Моря Черного не хуже,
Только море чуть поглубже,
Только лужа чуть поуже.
Если взять все эти тучи
И соединить в одну,
А потом на эту тучу
Влезть,
Измерить ширину,
То получится ответ,
Что краев у тучи нет,
Что в Москве из тучи — дождик,
А в Чите из тучи — снег.
Если взять все эти капли
И соединить в одну,
А потом у этой капли
Ниткой смерить толщину—
Будет каплища такая,
Что не снилась никому,
И не приснится никогда
В таком количестве вода!
Сергей Михалков
В день именин, а может быть, рожденья,
Был Заяц приглашен к Ежу на угощенье.
В кругу друзей, за шумною беседой,
Вино лилось рекой. Сосед поил соседа.
И Заяц наш как сел,
Так, с места не сходя, настолько окосел,
Что, отвалившись от стола с трудом,
Сказал: «Пшли домой!» — «Да ты найдешь ли дом?-
Спросил радушный Еж.-
Поди как ты хорош!
Уж лег бы лучше спать, пока не протрезвился!
В лесу один ты пропадешь:
Все говорят, что Лев в округе объявился!»
Что Зайца убеждать? Зайчишка захмелел.
«Да что мне Лев!- кричит.- Да мне ль его бояться?
Я как бы сам его не съел!
Подать его сюда! Пора с ним рассчитаться!
Да я семь шкур с него спущу!
И голым в Африку пущу!..»
Покинув шумный дом, шатаясь меж стволов,
Как меж столов,
Идет Косой, шумит по лесу темной ночью:
«Видали мы в лесах зверей почище львов,
От них и то летели клочья!..»
Проснулся Лев, услышав пьяный крик,-
Наш Заяц в этот миг сквозь чащу продирался.
Лев — цап его за воротник!
«Так вот кто в лапы мне попался!
Так это ты шумел, болван?
Постой, да ты, я вижу, пьян-
Какой-то дряни нализался!»
Весь хмель из головы у Зайца вышел вон!
Стал от беды искать спасенья он:
«Да я… Да вы… Да мы… Позвольте объясниться!
Помилуйте меня! Я был в гостях сейчас.
Там лишнего хватил. Но все за Вас!
За Ваших Львят! За Вашу Львицу!-
Ну, как тут было не напиться?!»
И, когти подобрав, Лев отпустил Косого.
Спасен был хвастунишка наш.
Лев пьяных не терпел, сам в рот не брал хмельного,
Но обожал… подхалимаж.
Сергей Михалков
Однажды где-то под кустом
Свалила Зайца лихорадка.
Болеть, известно, как не сладко:
То бьет озноб его, то пот с него ручьем,
Он бредит в забытьи, зовет кого-то в страхе…
Случилось на него наткнуться Черепахе.
Вот Заяц к ней: «Голубушка… воды…
Кружится голова… Нет сил моих подняться,
А тут рукой подать — пруды!»
Как Черепахе было отказаться?..
Вот минул час, за ним пошел другой,
За третьим начало смеркаться,—
Всё Черепаху ждет Косой.
Всё нет и нет ее. И стал больной ругаться:
«Вот чертов гребешок! Вот костяная дочь!
Попутал бес просить тебя помочь!
Куда же ты запропастилась?
Глоток воды, поди, уж сутки жду...»
«Ты что ругаешься?» — Трава зашевелилась.
«Ну, наконец, пришла,— вздохнул больной.—
Явилась!»—
«Да нет, Косой, еще туда-а иду...»
________
Я многих Черепах имею здесь в виду.
Нам помощь скорая подчас нужна в делах,
Но горе, коль она в руках
у Черепах!
Сергей Михалков
Пес лопоухий у пекаря жил.
Двор, кладовую и дом сторожил.
Летом под грушей валялся в тени,
Прятался в будку в дождливые дни.
Даже соседям хвостом не вилял,
Редко погладить себя позволял.
Лаял тревожно на скрип и на стук,
Хлеба не брал у прохожих из рук.
Пекарь в избе под периной лежит—
Пес под окном его сон сторожит.
Пекарь проснулся, в пекарню идет—
Пес провожает его до ворот.
Пекарь пришел через восемь часов,
В белой муке от сапог до усов,—
Пес на пороге, хозяину рад.
«Что за собака!» — кругом говорят.
Только однажды был день выходной,
Пекарь, шатаясь, вернулся домой.
Пес на крыльце ему руку лизнул—
Пекарь его сапогом оттолкнул.
Пес шевельнул добродушно хвостом—
Пекарь на пса замахнулся шестом,
Пекарь бутылкой в него запустил.
Этого пекарю пес не простил…
Пекарь в пекарне стоит у печи,
Песни поет и печет калачи
И, над котлом поднимая лоток,
Сыплет баранки в крутой кипяток.
В доме у пекаря шарят в углах,
Воры посуду выносят в узлах
И говорят: — Повезло в этот раз!
Что за собака? Не лает на нас…